В основі дослідження — проблема вибору віри Володимиром Святославичем напередодні офіційного хрещення Київської Русі 988 р. Аналіз писемних джерел, а також історичної ситуації 80-х років X ст. показує, що є достатньо підстав з довірою ставитись до свідчень «Повісті временних літ» з цього питання.
Свидетельства «Повести временных лет» 986—988 гг. о выборе веры Владимиром Святославичем всегда вызывали острые дискуссии. Одним историкам они казались отражением реальных событий, другим — благочестивым вымыслом книжников. При этом и те и другие рассматривали проблему как сугубо церковную, вне связи с процессами экономического и политического развития Киевской Руси и соседей.
Конечно, вопрос о новой вере для Руси был чрезвычайно важен. Однако сам по себе он не являлся предметом главной заботы Владимира и его правительства. Возникал и обсуждался он в связи с необходимостью определения места Киевской Руси в системе европейского средневекового мира. Киеву было вовсе не безразлично, каким оно могло стать после принятия новой веры. Переход к ней не должен был нарушить налаженную систему экономических и политических отношений Руси с соседними странами. Их также не могла не волновать возможность включения Руси в сферу своего религиозного и политического влияния. В таких условиях переговоры Киевской Руси с Волжской Булгарией, Хазарией, Германией и Римом, Византией кажутся не только возможными, но и вполне реальными. И если бы, по какой-то причине, летописи не сохранили о них сведений, их следовало бы предполагать.
Была ли альтернатива византийскому христианству на Руси? Вероятно, нет. Выбор сделала сама жизнь. Традиция православия на Руси ко времени Владимира насчитывала почти два столетия. Ему надлежало только узаконить его государственный статус, что и было сделано в 988 г.
Evidence of the “Povest vremennykh let” (a tale on temporal years) of 986—988 on the choice of faith by prince Vladimir Svyatoslavich always induced sharp discussions. Some historians considered them to be a mirror of real events, while others — a pious fancy of bookish men. Both considered the problem as a purely church one, beyond its relation to processes of economic and political development of the Kiev Rus and neighbours.
Certainly, a problem on a new faith for Rus was- of a paramount) significance. However, it was not the problem that was main concern of Vladimir and his government. It arose and was discussed as related to the necessity to determine a place for the Kiev Rus to occupy in the system of the European Middle Ages. It was not the same to the Kiev state which this place might be after adoption of a new faith. That adoption of a new faith had not to violate a well organized system of economic and political relations between Rus and its neighbours. The latter also could not but be troubled by the possibility to involve Rus into a sphere of their religious and political influence. These circumstances made negotiations of the Kiev Rus with Volzhskaya Bulgaria, Khazaria, Germany and Rome, Byzantium not only possible, but quite real ones. And if chronicles, by any reason, would retain no evidence on those negotiations, they had to be assumed.
Was there any alternative to Byzantian Christianity in Rus? Probably no. The life itself made its choice. A tradition of orthodoxy in Rus by the period of Vladimir had numbered almost two centuries. Vladimir had only to legitimate a state status of Christianity, which was done in 988.
